Под бурный аккомпанемент их воплей я прошел внутрь и двинулся вдоль стены, увешанной безразмерными футболками с самой разнообразной символикой. Наугад выбрав две из них, я заодно прихватил пару черно-красных «бейсболок» с Длинными козырьками, дешевую спортивную сумку и самые скромные солнцезащитные очки из тех, что были в этой лавке. Взяв несколько бутылок охлажденной минеральной воды, я вернулся к кассе. Охотничьи страсти там уже улеглись, сам охотник получил по заслугам и тихо рыдал, уткнувшись в стройную мамину ногу, словно вырезанную из цельного куска эбенового дерева. Я бы и сам не отказался быть сейчас на его месте. Даже просто подержаться за такую прелесть… М-да… «О деле надо думать, о деле!» — пришлось одернуть мне себя. С сожалением покосившись в последний раз на прелестную «шоколадку», я расплатился и, купив на предпоследние шесть тысяч лир любимые «Benson Hedges», покинул это заведение. Кстати — чернокожая синьорина, как и любая женщина на ее месте, заметившая мое томление, проводила меня взглядом, полным искреннего сожаления. Судя по всему, мы могли бы чудно провести этот вечер. Черт, ну никакой личной жизни…
У входа в ресторан висел телефон. Вспомнив о купленной еще в Милане карточке, я остановился и, пристроив на полу пакет с покупками, набрал номер сотового телефона Паолы. Ее личного телефона. Но кроме большого количества длинных гудков, ничего так и не услышал. О том, что могло означать это молчание, мне даже и думать не хотелось.
Давид уже проснулся и успел переместиться с заднего сиденья на переднее, рядом с местом водителя. Вид у него был сонный и чуточку обиженный.
— Зря вы меня не разбудили, — укорил он меня, принимая бутылку воды. Сделав несколько глотков, закрутил крышечку и озабоченно спросил: — Вы что-то покупали?
— Да. Но платил наличными, — поспешил успокоить я его. Давид кивнул.
— Это я так… На всякий случай. У вас еще остались деньги?
— Тысяч пять, — покачал я головой.
— То есть не осталось, — подвел итог Давид. — И воспользоваться вашими кредитными картами мы тоже не можем, это слишком легко установить…
Он вопросительно посмотрел на меня. В очередной раз пожав плечами, я ответил:
— У меня есть один адрес… Мне дала его Па… Синьорина Бономи перед тем, как мы расстались! В Риме живет ее няня…
— Надо же… Забыл трубку, — задумчиво произнес Давид, глядя на меня в упор. — Вы случайно не купили сигарет?
Я протянул ему открытую пачку, подождал, пока он неумело вытянет сигарету, взял сам.
Мы закурили, в молчании выпуская дым в открытые окна. Где-то рядом, в кустах, настойчиво стрекотал сверчок. Или кузнечик, кто их разберет… Со стороны шоссе доносился шум пролетающих на большой скорости машин.
— Видите ли, Андре… — осторожно сказал Давид, не глядя в мою сторону. — Я уже говорил вам, что ничего не имею против синьорины Бономи лично, но… Насколько я знаю, именно она предлагала вам меня… Устранить. Вас это не смущает?
— Нет, — коротко ответил я, щелчком отбрасывая сигарету в сторону шумного сверчка. Или кузнечика. — Вашими усилиями она сейчас оказалась в крайне неприятном положении. Думаю, что ей сильно не до вас, по крайней мере, в данный момент. А с инерцией мышления, я надеюсь, мы как-нибудь справимся.
— Вы так ничего и не поняли… — грустно констатировал Давид. — Выкрав меня, вы изменили позиции всех участников этой игры. И то, что было вчера, завтра уже будет отдаленной историей. Впрочем, альтернативы у нас, насколько я понимаю, все равно нет. Поедемте к синьорине…
— Мне кажется, нам с вами стоит несколько… Видоизмениться. Обидно будет, если вас опознает кто-то из старых знакомых. Я тут купил кое-что, примерьте.
С этими словами я засунул руку в шуршащий мешок и наугад достал из него футболку и шапочку.
Пару минут спустя, когда наш джип уже влился в тесный поток движущихся к центру города машин, изучавший обновки Давид сердито засопел и спросил, причем с нескрываемой обидой в голосе:
— Это что, намек?
Удивленный столь странной реакцией, я искоса взглянул в его сторону.
Господин Липке держал в руках свой экземпляр футболки, демонстрируя ее мне, и вид у него был при этом весьма и весьма недовольный. Что могло вызвать такую реакцию, я решительно не понимал. Нормальный рисунок, увеличенная во всю грудь картинка с пачки сигарет «Camel», мне она понравилась именно своей «обыкновенностью». И лишь приглядевшись повнимательнее, я наконец понял, в чем тут дело. С трудом сдерживая душивший меня смех, я поспешил извиниться, уверяя его, что никакого коварства с моей стороны здесь нет, простая ошибка. Обиженно поджав губы, Давид бросил футболку обратно в мешок и, взяв из него другую, принялся придирчиво ее изучать.
Мой дотошный спутник умудрился заметить то, на что я совершенно не обратил внимания. Известная картинка с верблюдом и пирамидами была скопирована довольно точно, и даже немного приукрашена веселым художником. Совсем немного, чуть-чуть, но зато как…
К знаменитому верблюду, или, скорей уж, верблюдице, сзади была приставлена небольшая стремянка, с помощью которой маленький поросенок энергично вступал с нею в противоестественные половые отношения. Поросячья морда при этом лучилась неземным блаженством и восторгом. Да уж… Учитывая национальность Давида и его соответствующее отношение к свинине… Может, еще раз перед ним извиниться?
Машину мы оставили недалеко от древней и известной даже мне базилики Санта Мария ин Трастевере. Дальше ехать я просто побоялся, опасаясь заблудиться в изогнутых и кривых улочках «самого итальянского» квартала в Риме. Именно здесь, в Трастевере, и проживала старенькая няня синьорины Бономи. Во всяком случае, на обратной стороне фотографии, стоявшей в каюте Паолы на «Джульетте», было написано черным по белому: