Позади меня еле стоял на ногах Давид, где-то вдалеке маячила пара-тройка «доброжелателей» типа бандитов Кольбиани и неизвестного русского киллера — словом, отступать было некуда. Велика Италия, но за спиной сплошная засада. Перекинув сумку через правое плечо и поудобнее ухватившись за скрытый в ней автомат, я решительно надавил на кнопку звонка.
— Что она говорит? — этот вопрос я задавал Давиду уже, наверное, раз сто. Синьора Лонги бесспорно была добрейшей души человеком, но, к сожалению, она не знала ни единого языка, кроме родного ей итальянского. Коммуникационные трудности начались буквально тут же, и ни конца, ни края им не предвиделось.
— Она позвонила синьорине Бономи и предполагает, что та скоро приедет, — перевел Давид почти десятиминутную речь нашей «домохозяйки».
Мысленно я стонал и плакал. Подобное многословие всегда доводило меня до исступления.
— А сейчас синьора предлагает вам принять душ, — продолжил лежавший на низкой кушетке Давид.
Синьора глядела на меня с материнской нежностью, согласно кивая головой. Положительно, у этой женщины было огромное сердце, переполняемое добротой и состраданием. Если бы она при этом еще чуточку поменьше говорила…
— А вы? — поинтересовался я у своего спутника. — Как вы себя чувствуете?
— Спасибо, уже лучше. Мне ужасно неловко, из-за моей рассеянности вам пришлось нервничать. Нет, в самом деле, мне уже намного лучше.
Оказалось, что предусмотрительный Давид прихватил с собой несколько ампул с каким-то лекарством, как я сильно подозревал, чем-то типа морфина или другого сильного обезболивающего средства. Но впопыхах забыл шприцы и всю дорогу стеснялся мне об этом сказать. А в результате чуть было не отдал концы. Спасла его добрейшая синьора Лонги, быстро нашедшая в своем хозяйстве все необходимое и собственноручно сделавшая Давиду инъекцию. Теперь он возлежал на антикварной лежанке в небольшой, заставленной старой мебелью комнате, и с удовольствием портил свое здоровье, покуривая мои сигареты. Попутно он внимательно слушал синьору Лонги, а та, в свою очередь, с увлечением говорила, говорила, говорила… И это продолжалось уже третий час. Мне начинало казаться, что я схожу с ума.
— Будьте добры, Давид, спросите у нее — как мне пройти в душ? Я, пожалуй, приму ее предложение.
Пожилая женщина все поняла без перевода и, всплеснув пухлыми руками, потащила меня из комнаты. Естественно, при этом она что-то оживленно тараторила, эмоционально взмахивая свободной рукой и бросая на меня быстрые взгляды. Мне не оставалось ничего другого, как покорно плестись в кильватере и кивать головой в ответ на совершенно непонятные вопросы.
Фотография в каюте Паолы запечатлела маленькую девочку, сидящую на коленях немолодой женщины. На мой взгляд, случилось это знаменательное событие лет двадцать назад. Во всяком случае, Паола за это время успела вырасти и превратиться в синьорину Бономи. А вот ее няня практически не изменилась с тех пор, так и оставшись полной пожилой женщиной с густыми черными волосами, собранными на затылке в аккуратный пучок. Смуглая кожа, живые карие глаза, маленькие усики над верхней губой, большая родинка на шее. У меня родилась парадоксальная гипотеза — возможно, обильное словоотделение замедляет процесс старения организма? Черт, это же почти готовая Нобелевская премия… С чувством неимоверного облегчения я закрыл за собой дверь в маленькую ванную комнату, вежливо отказавшись от дальнейшей помощи синьоры. С одной стороны, ее, конечно, жаль — скучно женщине. Но ведь у нее еще оставался Давид, не так ли?
Вода текла еле-еле, да и по всем остальным признакам этот «оазис чистоты» более всего подпадал под определение «запущенный». Но даже это не могло испортить мне удовольствия. Медленно поворачиваясь под тонкими струйками воды, я лениво размышлял над «реалиями».
Паолы в доме не оказалось. Но все распоряжения, касающиеся моего возможного появления, она отдала, и, признав во мне описанного ей человека, синьора Лонги приняла нас как дорогих и долгожданных гостей. Когда суета с медикаментами вокруг едва дышавшего Давида закончилась, и он пришел в себя настолько, что смог приступить к обязанностям переводчика, начали выплывать детали. Паола появлялась здесь три дня назад, но лишь на несколько минут. Оставив подробные инструкции и номер своего телефона, она вновь исчезла, и с тех пор о ней не было ни слуха, ни духа. А сделав, по моей просьбе, условленный звонок, синьора Лонги наткнулась на примитивный автоответчик. Тем не менее, сигнал был послан, оставалось только ждать.
Когда я вернулся в комнату, нашей милейшей хозяйки там не оказалось. И я не могу сказать, что это меня очень расстроило.
— Нам подали аперитив, — слабо улыбнувшись, сообщил Давид. Я проследил за его взглядом и обнаружил стоявшую на столе бутылку граппы и пару стареньких рюмок.
— А где… Сама синьора? — тихо, боясь спугнуть едва устоявшуюся тишину, спросил я.
— На кухне, — пожал плечами Давид. — Она что-то говорила о спагетти «болоньезе»… Мне не удалось ее отговорить.
— И напрасно, — искренне подосадовал я. — Терпеть не могу спагетти.
Подойдя к столику, я с опаской взял в руки бутылку с дешевой итальянской водкой и, сняв пробку, осторожно понюхал ее содержимое. Б-р-р… В России такое называется косорыловкой. Я торопливо завинтил крышечку и поставил страшную бутылку на место.
— Да… — протянул Давид, внимательно следивший за моими действиями. — Вам, наверное…
Что именно он собирался сказать по этому поводу, узнать мне так и не довелось. За окном послышался характерный шум, и прямо под нашим окном остановилась машина. Хлопнула дверца. В этот момент я уже держал в каждой руке по автомату и даже успел в длинном прыжке дотянуться до выключателя, погрузив комнату в кромешную темноту. Может быть, и зря. А возможно и нет. Боги любят тех, кто сам о себе умеет позаботиться.