Я мрачно кивнул и расслабился. Прокатиться до берега в одиночестве, следовательно, не получится. Удивительно хитрый ублюдок этот Стеннард.
— Что у вас на обед? — поинтересовался я. Улыбчивый визитер в это время сноровисто обшаривал меня в поисках оружия. Ищи, ищи, дурачок. Все равно ничего нет. К сожалению.
— Простите? — не расслышал тот.
— Нет. Ничего. Все в порядке. Мы уже можем ехать?
Он замялся, и посмотрел на меня почти просительно.
— Извините, сэр… Но я хотел бы получить от вас гарантии… Примерного поведения. В противном случае я буду вынужден… — И он достал из кармана спасательного жилета пару наручников. Я даже не колебался. Садиться за стол без единого козыря? Нет уж, увольте. Лучше пообедать.
— Я даю вам честное слово. Этого достаточно? — Он вновь улыбнулся и кивнул аккуратно подстриженной головой.
— Разумеется. Честное слово плюс три автомата — это отличная гарантия, сэр.
Я посмотрел на него, как на сумасшедшего.
Действие моего «честного слова» естественным образом закончилось, едва я оказался на борту «Звезды», оккупированной Стеннардом. Стоило нам взобраться по уже знакомому трапику-лестнице на палубу, как ко мне мгновенно подступило двое здоровенных «боев» с наручниками наготове. Впрочем, они тоже улыбались. Еще человек пять «весельчаков», с автоматами в руках, стояло чуть поодаль. Вздохнув, я молча дал надеть на себя наручники. И «наножники», стальные браслеты, скрепленные коротенькой мощной цепью. Насколько я знал, эта металлическая «упряжь» являлась в своем роде достижением, национальной гордостью американцев. Из всех цивилизованных стран кандалы нынче использовались только в Америке. У «янки» всегда была своя, особенная гордость. В сопровождении двух автоматчиков я двинулся в указанном мне направлении, намеренно громко звеня цепью и спотыкаясь через каждый шаг.
Парусник Стеннарда оказался значительно крупнее «Джульетты». И людей на нем болталось не в пример больше. По дороге нам повстречалось Девять человек, плюс еще как минимум столько же в этот момент оставалось на палубе. Все — мужчины старше тридцати, с хорошей выправкой и очень серьезной наружностью. И все вооружены. При виде меня никто из них за пистолет не хватался, но стоило мне неловко развернуться и… Думаю, мало бы мне не показалось. Я очень внимательно следил за своими движениями и смотрел на окружающих взглядом кротким и доверчивым, мило улыбаясь всем встречным и поперечным.
Как бы ни велика была эта посудина, но ходить по ней бесконечно все же невозможно. Двое молчаливых крепышей ввели меня в каюту, по размерам и обстановке более напоминающую очень приличную гостиную. Обитые спокойного цвета шелком стены, мебель из английского клена, стилизованная под XIX век, ненавязчивая позолота, резьба. Словом, очень и очень добротное помещение. У большого окна стоял внушительных габаритов стол, накрытый на двоих. Узнать в сидевшем за ним человеке Дейва Стеннарда не составило для меня никакого труда.
— Чертовски рад вас видеть, Дюпре! — радостно воскликнул он, поднимаясь из-за стола. — Я знал, что вы не откажетесь пообедать со мной.
С момента нашей последней встречи он ничуть не изменился. Все та же блистающая улыбка на сорок восемь белоснежных зубов, прекрасная прическа, загорелое лицо. Ничто не говорило о том, что мои безобразия доставили ему хоть чуточку хлопот. Я отнюдь не рассчитывал застать его при смерти, но враг мой имел настолько цветущий вид, что я даже расстроился. Нет в жизни счастья, и радости от этого свидания я совершенно не испытывал. А потому ограничился сухим кивком в ответ. Стеннард, надо отдать ему должное, ничуть не огорчился.
— По-моему, вы не рады нашей встрече. А зря, — заметил он, возвращаясь за стол и жестом предлагая мне последовать его примеру.
В ответ я молча вытянул скованные руки и демонстративно звякнул цепью. Американец, в свою очередь, гениально разыграл удивление.
— Как? Вы в… Ну ничего, это легко исправить. Реджи? — Он вопросительно взглянул на одного из моих конвоиров. — Снимите наручники с месье Дюпре. Он умный человек и прекрасно знает о возможных последствиях, которые может повлечь за собой его… Небрежность. Не правда ли, месье Дюпре?
Я снова кивнул. Оставались еще кандалы на ногах и два автоматчика за спиной. Этого было вполне достаточно, чтобы отбить у меня охоту делать глупости. Еще неизвестно, что у этого хитреца приготовлено «про запас».
— Вы весьма настойчивы в своем гостеприимстве, — заметил я, со звоном занимая отведенное мне место.
Стеннард дружелюбно улыбнулся:
— Я боялся, что все остальные способы вызовут у вас… Неадекватную реакцию, назовем это так. Вы, насколько мне известно, тепло относитесь к морской кухне?
— Смотря что вы имеете в виду, — осторожно ответил я.
— Мне как раз доставили свежих устриц из Сен-Ваастля-Уг, я успел попробовать, пока ожидал вас. По-моему, они восхитительны. Прошу. — Он вновь сделал широкий жест.
Феерическая сволочь, даже это он обо мне знает… Подавив тяжелый вздох, я взял с большого блюда, выложенного крупной солью, несколько уже вскрытых раковин. Стеннард с улыбкой наблюдал за мной.
— О'кей, месье Дюпре. Я тоже знаю этот анекдот. «Если изнасилование неизбежно — попытайся расслабиться, и получить удовольствие». Это любимая шутка одной моей знакомой. — Он пригубил светлое вино из тонкого бокала, и указал на бутылку, стоявшую передо мной: — Рекомендую. «Puligny Montrachet», 1985 года.
Кивком головы я поблагодарил его. При всех своих недостатках, которые в принципе исчерпывались нашим противостоянием, этот человек почему-то был мне симпатичен. И не только потому, что он знал, какое вино полагается подавать к устрицам «Жилярдо». Он был в высшей степени профессионалом, и я… Не чувствовал в нем зла по отношению к себе. После всего того, что я учинил во имя процветания России на их базе под Миланом, такое отношение казалось мне по меньшей мере странным.