— Простите, что я вас прерываю, синьорина Бономи, но и это еще не все. Я случайно побеседовал с одним из людей, работающих на дона Кольбиани… В Милан приехали боевики с Юга. Не сегодня-завтра, но война начнется. И то, что сбежал Луиджи, еще одно тому подтверждение.
— Не надо о нем, — Поморщилась Паола. — Это моя ошибка, и поверь, я дорого за нее заплатила.
Неожиданно и обворожительно улыбнувшись, она легким движением поднялась с диванчика и шагнула к дверям. Невероятное, титаническое усилие, сделанное Паолой, я ощутил почти физически. Она вновь входила в образ «железной леди». Уже на ходу, обернувшись, Паола сказала:
— Я очень благодарна вам, синьоры, за ваше желание поддержать меня в трудный час. Вам покажут ваши комнаты… Месье Дюпре, будьте добры, проводите меня.
Я едва успел выйти из гостиной и прикрыть за собой дверь. Резко обернувшись, она подступила ко мне вплотную, мгновение всматривалась горящими глазами в мое лицо, словно пытаясь разглядеть в нем что-то, потом отшатнулась и… Влепила мне пощечину. А потом разрыдалась.
— Никогда, слышишь, никогда не смотри на меня так… И не называй меня «синьориной», хотя бы наедине… Ты не понял, ты так ничего и не понял… Я… Кроме тебя, у меня сейчас ничего нет. Никого нет, понимаешь? Твой отец здесь ни причем, это другое, мне нужен ты, ты сам, а… Я… О, Боже!
И я сделал то единственное, что имело смысл в этот момент. Я обнял Паолу и нашел ее мягкие, соленые от слез губы своими губами.
С большим трудом, то лаской, то увещеваниями, мне удалось ее успокоить. Несколько раз наше невольное уединение прерывали какие-то насмерть перепуганные барышни, я понимал, что офис сейчас буквально разрывается на части. Она была нужна там, и в этом я помочь ей не мог. Мало того, что я ни черта не смыслил во всех этих финансовых тонкостях… Это была ее Империя. И ее поле боя. Если она проиграет эту битву — я смогу поддержать ее. Но властвовать, заменить собой живую Императрицу — нет. Это сломало бы ее навсегда. В этой девушке была сталь, и обращаться с ней, как со слабой, бессильной марионеткой я не мог, не имел права. Она сама никогда бы мне этого не простила. Через какое-то время, приведя себя в порядок, Паола ушла. Оставив мне на прощание свой взгляд и вкус своих губ, чуть солоноватых от слез.
Провести остаток жизни в ванной мне, естественно, не дали. Это и к лучшему, иначе я бы просто заснул в горячей воде. Нарушения распорядка дня вообще, и режима сна в частности, были налицо. Но кого бы это интересовало? Слегка вздремнув и пообедав, Виталий Борисович Дмитриев начал скучать. И не долго думая, решил зайти ко мне в гости. В отличие от меня, он не стал тратить свое драгоценное время, приводя в чувство итальянских красавиц, а без затей и изысков отправился почивать. Четырех часов сна ему вполне хватило.
— Дюпре? Вы слышите меня, Дюпре? Да что вы там, утонули, что ли? Вылезайте, у меня есть новости.
Мне ужасно не хотелось слушать его новости, а тем более покидать уютный мраморный «водоем». Но деваться было решительно некуда. Пришлось выходить.
__ Выпить хотите? — буркнул я вместо приветствия. Какого черта, несколько часов назад расстались…
— Вы бы лучше поели, Дюпре, — посоветовал он в ответ.
Разумно. После пары бокалов виски чувство голода притупилось, но ощущение пустоты в желудке осталось и даже чуточку усилилось.
— Где? — спросил я, стараясь сосредоточиться и вспомнить, куда могла запропаститься моя рубашка.
— Внизу, в столовой комнате. Вас уже давно ждут. Похоже, вы здесь числитесь как V.I.P. — особо важная персона.
— А вы? — рубашка почему-то оказалась под креслом.
— А я при вас. Наперсник и компаньон, так сказать, — радостно сообщил он, поудобнее устраиваясь в кресле. — Слушайте, Дюпре, возьмите меня к себе на службу, а? Я всегда считался неплохим аналитиком…
— Идите к черту, Виталий Борисович, вы темноты боитесь. И склонны к насилию… Я вам к Кольбиани рекомендательное письмо дам. С чего это вы так развеселились? И где, наконец, мои ботинки?
— Да вон они, на подоконнике… С чего веселюсь, спрашиваете? А мне больше ничего не остается. Я теперь как колобок — и от бабушки ушел, и от дедушки ушел. Ни хрена не осталось… — Он бросил ерничать и смотрел на меня с откровенной тоской. — Видите, даже вам, и то не нужен… Давайте, что ли, что вы тут пьете? Надерусь, может, полегчает…
— Бутылка с виски в ванной комнате, — сказал я, с интересом разглядывая его. — Только зря вы уж так-то, майор. Пристрою я вас на работу, и по специальности, не волнуйтесь. Найдете семью… Новые документы — новая жизнь. Все у вас получится.
— Если вы ищете галстук, то он здесь. Я на нем сижу, — взглянув на меня с сомнением, сообщил Дмитриев и, поднявшись из кресла, направился в ванную комнату. Уже оттуда он продолжил: — Да, про новости-то я забыл! Приезжала полиция. Синьорину Бономи допрашивал какой-то высокий чин, а все остальные в это время усиленно шарили вокруг дома. По-моему, назревает крупная заваруха. Вы можете смеяться, но у меня нюх на неприятности.
— Лед здесь, в баре… — откликнулся я. — Идите сюда, Виталий Борисович. Составите мне компанию.
— Какого рода? — поинтересовался он, появляясь в комнате со стаканом виски в руках, и прямым ходом направляясь к бару.
— Прогуляемся по владениям семьи Бономи. Оценим обстановку.
— А как же обед? Или завтрак, что у вас там по плану? — удивился он.
— Подождет. В крайнем случае, совместим с ужином. Отчего-то я начал ужасно неуютно себя чувствовать в этом доме. Пойдемте, посмотрим, как отсюда выбираться. Если вдруг случится страшное…